ника, 59 - 23 марта 2012 12:20

Бульварная пресса с особым вниманием следит за звездными дамами, не желающими вязать носки внукам. Пугачева, Светличная, et cetera//Каждую новость о их насыщенной жизни облепляет рой ядовитых комментов. Меня давно занимает их автор.
По совокупности примет – это женщина, в возрасте от тридцати до сорока, без гуманитарного образования, без материального благополучия, без симпатичной работы. Краткое содержание ее высказываний таково ( это подлинный текст, я лишь исправила орфографию в словах, которые удалось опознать):
- Старые обозные кобылы. Они, наверное, думают, что после смерти их забальзамируют и положат рядом с Лениным. Давно пора успокоиться, переехать на дачу, пить там чай с бубликами, о душе думать да вспоминать молодые годы. Ну почему таким женщинам достаются такие классные мужики? Представляю, как их тошнит, когда они вынуждены спать с этими шитыми-перешитыми бабками. Девочки, а правда, что Земфира – любовница Березовского, он ее раскручивает, а Рената – так, для пиара и прикрытия?"...
В разные эпохи разные женщины, «по обстоятельствам, а не со зла», аккумулируют в себе агрессию пола, и направляют ее в актуальную для них сторону. Например, в начале двадцатого века это были румяные гимназистки из хороших семей, с образованием достаточным для того, чтобы осознать оскорбительность навязанной им обществом судьбы. Они и совершали восемь из десяти ежедневных терактов на территории российской империи, стреляя и кидаясь бомбами в тех, кто это общество охранял. В конце семидесятых это были бывшие комсомольские богини, с остриженными косами, в выбеленных зубным порошком парусиновых туфельках, переоформленные в каменных баб с гребенками в волосах ( см. « Похороните меня за плинтусом» П. Санаева). Эти женщины, с полувековым или более стажем проживания на территории СССР страдали непритворной аллергией на чужое цветение, что полностью совпадало с назначением в ту пору молодежной моды на роль постоянного объекта публичного порицания.
Похоже, сегодня энергия женской обиды сконцентрировалась в тех гражданках, чью юность всмятку унесли бешенные, как электричка, девяностые, не дав ею с умом распорядиться. С умом – это значит к своим сорока оказаться на месте той, на кого смотрела с восхищением в свои же двадцать. Не в смысле, так же петь и плясать, а в смысле всего остального, что к этому «петь и плясать» прилагается. Оказаться не удалось, и высоковольтные разряды раздражения достаются былым кумирам, которые приросли к насиженным местам, точно памятники к пьедесталам.
У Фрейда нечто подобное называется комплексом Электры. Я б назвала это синдромом Марии Ривы, по имени дочери Марлен Дитрих. Все ж у Электры был повод сердиться на мать – как никак убила отца ради свежего брака. Марлен Дитрих никого не убивала. Напротив, до могилы содержала мужа вкупе с любовницей. И дочь не обделила: прокрутила ей целое столетие, как голливудскую ленту, с Ремарком, Хемингуэем, Робертом Кеннеди, Эдит Пиаф, и прочими нескушными личностями в свободном доступе. Но не учла одной существенной детали: каково это «быть жирной, с прыщами и жить в мире, где все люди были великолепны». За что и была сурово наказана.
В мае 1964 года Марлен Дитрих пела в московском театре эстрады. Ее гастрольный райдер имел единственный пункт: актриса просила познакомить ее с Константином Паустовским. Она не спала в обнимку с его собранием сочинений, но однажды случайно прочла рассказ « Телеграмма». Этого хватило, чтобы, когда во время концерта писатель поднялся на сцену, Марлен заплакала и опустилась на колени: всю жизнь она корила себя за то, что, как и героиня рассказа, опоздала, не простилась с умирающей матерью. Ее дочь прощаться и не собиралась. Вместо себя она прислала книгу « Моя мать Марлен Дитрих».
«Ноги у нее ссохлись и не действуют. В алкогольном угаре она подстригает свои волосы маникюрными ножницами и красит их в розовый цвет, оставляя грязные белые пряди. Ушные раковины у нее обвисли, а зубы, которыми она всегда так гордилась, ибо они были ее собственными, почернели и стали ломкими. Левый глаз почти прикрыт. Когда-то прозрачная кожа стала пергаментной. Она распространяет запах виски и телесного распада»
Это цитата оттуда. Последние тринадцать лет перед уходом актриса пряталась от глаз и камер. Она хотела, чтобы ее запомнили божественно прекрасной. Мария Рива знала, куда нужно бить. Марлен не стало. Через несколько месяцев после выхода мемуаров и ее смерти, последний возлюбленный актрисы Берт Баккара прислал дочери снимок: шестидесяти шестилетняя Марлен на крыше автомобиля, а вокруг восторженная многотысячная толпа, которую с трудом сдерживает конная полиция. На обороте надпись: «это – моя Марлен».
В 2002 году Мария Рива, не упустившая в мемуарах ни одной гинекологической подробности о своей матери, получила через суд по пять тысяч евро от журналов «Focus» и «Welt» «за нанесения морального ущерба публикациями фотографий Марлен Дитрих в обнаженном виде».
- Неправда, - возразила мне моя любимая подруга, которую гипотеза о массовой эпидемии комплекса Электры среди сорокалетних травмировала, хотя из всей симптоматики у нее присутствует только возраст, – ничего такого у моих ровесниц нет, и половой пассионарности тоже не существует в природе, это твоя фантазия. А черносотенные комменты пишут под женскими именами сетевые маньяки, жертвы доминантных матерей.
Я без промедления с ней согласилась. Потому что, в отличие от Аристотеля, дружба для меня дороже истины.

• 
• 
•