ника, 59 - 24 марта 2012 00:51

Ностальгия - наша самая плодотворная и работоспособная национальная идея. А основной национальный продукт- исторический фантом.
Кто-то рождается, чтобы сказку сделать былью. Сделал, получил Нобелевскую премию или денежную купюру со своим изображением, и усталый, но довольный смотрит на преображенную его стараниями действительность.
Мы же рождаемся, чтоб быль превратить в сказку, которую потом всю жизнь сами себе и рассказываем, по-радищевски, с укором и скорбью глядя окрест.
Например,мой приятель литератор гоняет по кругу сказ о том, как заботилась былая власть о своих языкотворцах. Про девять квадратных метров дополнительной площади для членов Союза писателей в период всеобщего квартирного голода, про многомесячные оплаченные командировки в дома творчества Коктебеля и Пицунды, про то, как читал за нехилый гонорар, в 21 советский рубль, припухшим дояркам перед утренней дойкой, заглушая мычанье истомленного стада, стихи:
Пусть ноги толчковой нет,
Отнята рука,
Подымается мой дед
Впереди полка…
В реале дед литератора, заградотрядчик, впереди полка подыматься никак не мог, однако здесь внука за коррекцию не упрекнуть, искусство имеет право на возвышающий обман. Но что касается остального ностальгического контента, я бы в ответ могла бы о многом поэту напомнить.
Хотя бы о происхождении нервного тика, дергающего при малейшем волнении его левый глаз. Он начался после того, как в разгар антиалкогольной кампании поэт наткнулся на освеженное цензурой стихотворение горячо любимого им Сергея Есенина «Клён ты мой опавший» с такими строчками: «И как честный сторож, выйдя на дорогу…».
Но не напоминаю, потому что истина мне ни разу не дороже друзей, и потому, что у каждого из нас есть свой фантом для ностальгии. В том числе и у всей страны целиком: и домонгольская Русь, и допетровская Русь, и дореволюционная, а теперь вот и доперестроечная Россия, и неизменное »до» здесь торчит как пограничный шлагбаум.
Давно замечено и много повторено про особый путь страны: вместо спирали, по которой развивается законопослушная история других народов, у нас— перпендикуляр, самая шаткая из всех возможных конструкций. Устоять на ней, сохраняя равновесие,— высший пилотаж эквилибристики. Никогда, за обозримое тысячелетие, ни одна новая эпоха не была у нас продолжением старой, но всегда ее отрицанием.
Не важно, кто кого сменял, православный ли князь— язычника, сын ли отца, кухарка ли правителя с вековыми корнями, от принципа сначала все «разрушить до основанья, а затем…» не отступил никто. Перед этим русским феноменом замирали в растерянности многие.
Но если принять ностальгию как национальную идею, а исторический фантом как национальный продукт, все сразу наполняется смыслом и становится на свои места. Потому что тогда— генеральная задача любого поколения создать нечто, что можно разрушить, но нельзя забыть. А с этой задачей мы раз за разом справляемся блестяще.

• 
• 
•