ника, 59 - 20 апреля 2012 10:32

Есенин и Дункан ( начало)
Он звал ее Изадора и от рязанской транскрипции заморского имени тянуло илом нильского инцеста. Кем была она? Фаворитка двух континентов, замки, состояния, корзины роз с визитками королей, президентов , магнатов и наркома внутренних дел у божественных ножек без пуант. Кем был он? Перелицованная революцией лимита, со славой, сшитой из счетов за поколотые по кабакам зеркала.
Чем прельстил? Не стихами - она по-русски плохо знала, журналов наших не читала. Не молодостью - у гримерных примадонн такого масштаба ошиваются стаи мальков, всегда готовых к услугам. А может одной обаятельной улыбкой шалопая на ангельском лице.?
..Чем прельстила? А ей и не потребовалось прельщать. Все утрясли заранее, да так ловко, что босоножке оставалось вылепиться в полном объеме перед рязанским Орфеем, чтобы он молниеносно обмотался вокруг нее ревнивым шарфом.
. ... Полднем четырнадцатого года кухарка Блока втолкнула в хозяйский кабинет распаренного волненьем посетителя. Она добыла его на черной лестнице, где он топтался в нерешительности. Кто такой? Чего надо? Не вор ли, не погорелец ли? Нет, не вор и не погорелец, а, прощения просим, пиит. Нарочно приехал в Петербург свидеться с барином на сочинительской почве.
Блок не жаловал молодых авторов. Они его утомляли . Пыжатся, умничают, ниспровергают и - что самое ужасное - читают свои стихи! Читают и читают, читают и читают.
Вот и этот самородок сейчас вынет из за пазухи пудовый псалтырь и целый день насмарку. А кухарке и не попенять . Диво ли, что разжалобил - пшеничные кудри, васильковые очи. Ни дать, ни взять живой лубок, крестьянский Купидон.
Купидон-то оно купидон, а прищур Емелькин - и костяшки у пальцев стесаны. Соловей тире разбойник. Прилетел из мати зелена дубравы наниматься в поэты. И попробуй не прими! Заложит старообрядческое двуперстие в рот и от посвисту того молодецкого парусами выгнуться рамы, зазмеятся по стенам трещины, завертит по комнате, как пух из уст Эола, гипсовую голову, чтобы припечатать к виску ледяным прощальным поцелуем. .
Блок невольно оглянулся. Голова никуда пока не собиралась. И , оправдывая поворот, рекомендовал намагниченному гостю:
- Айседора Дункан. Знаменитая танцовщица. Копия с роденовского бюста. Ну так хвастайтесь, юноша, с чем пожаловали?
Обошлось без членовредительства. Купидон покинул дом через парадный подъезд и направился прямиком в русскую литературу с рекомендательной запиской, птенцом зажатой в душном кулаке.
Семь лет спустя голова, когда-то вознесенная над Блоком, цельнокройно возлежала на кушетке, нанизывая на пальцы обручальные кольца кудрей. Коленопреклоненный Есенин сиял - она его тоже ждала! Не удивилась и не оттолкнула. Точно это в порядке вещей, когда незнакомые молодые люди прыжком с порога кидаются обнимать прославленные ноги и тыкаться в них лбом.Гости замолкли, хор замолчал, гул затих. А она запустила обе руки в его волосы и вдруг произнесла первые невесть кем продиктованные слова на чужом языке:
- За-ла-та-я головушка!.
Браки совершаются на небесах, а рушатся на земле.
- Заарканила заокеанская развалина нашего Леля, - тужили друзья-приятели.
Чем? Роскошным особняком на Пречистенке, подношеньями из Кремля, кругосветным эхом оваций, люксами мировых столиц, трость и цилиндр на шелковой подкладке барским жестом на руки лакею..
А может быть, все-таки гениальным, непредсказуемым, вдохновенным, неутомимым телом ? Вон и Великий князь, обеспеченный жилплощадью и прислугой, вместо провианта и обмундирования для армии спустил интендантскую казну на бриллианты для весьма зрелой сильфиды. В результате чего голодное и разутое войско расхотело сражаться с Германией, а развернулось на сто восемьдесят градусов и свергло родное самодержавие. Вероятно, в память об этой исторической услуге балет пользовался у большевиков особыми привилегиями и почетом .
Есенин злился. Зачем умер Блок? Не мог задержаться еще хоть на пару месяцев. Он бы понял, оценил, а то и позавидовал. А этой собачей своре - как объяснить ? Не оформлять же всех спальными канделябрами! В рукаве - единственный козырь. Его и выхватывал:
- Изадора, танцуй!
Чтобы поперхнулись, ироды, ухмылками. Чтобы онемели, застыли, забыли о крашеных волосах, лишнем весе, бабьем лете плясуньи, готовые отсечь и презентовать ей любую лакомую часть любого постороннего тела. Так и было, пока длился танец. Но не могла же она протанцевать без антракта всю их совместную жизнь. Чары рассеивались Туз оборачивался дородной дамой, распаренной прыжками и вином.
Есенин страдал.Кутежи, куражи, лихачи, мордобой ( верная примета роковой среднерусской любви),дорогая, я плачу, прости, прости. И Айседора, та, которая швыряла любовникам дарственные на дворцы за одну неловкую фразу, терпела, плакала, прощала, кидалась вслед, откапывала в каком-нибудь “ Стойле Пегаса”, наблюдала, как кочует от кампании к кампании ее потерянный ангел с собственным мореного дуба бюстом под мышкой., торжественно представляя :
- Сергей Есенин. Знаменитый поэт. Работа скульптора Коненкова. Оригинал. - и ,ткнув себя в грудь, добавлял - А это, выходит, копия.
Потом завертывала обоих, неотличимо деревянных, в шаль и возвращала одного - на шкаф, другого - в свои объятья..

• 
• 
•